— Мы обернем против еретиков их же оружие, милорд. Они ищут способов возмутить народ против клира — а мы можем возмутить народ против королевских чародеев, и гораздо быстрее!

Архиепископ поднял голову, глаза насторожились.

— Если народ поднимет свой голос против чародеев, — продолжал брат Альфонсо, — едва ли король осмелится использовать их — из страха перед толпой.

— Он был бы глупцом, если бы поступил иначе, — мрачно заметил архиепископ. — В самом деле, толпу легко настроить против чародеев. И тогда снова запылают костры с ведьмами, и людей будут зарывать в землю с осиновым колом в груди.

— Такова жизнь, — пожал плечами брат Альфонсо.

— Еще бы, вот только благодаря твоему бестолковому совету эта охота на ведьм может обратиться против Ордена! Больше того, люди могут пойти войной на монастырь!

— Не думаю, милорд, — кисло усмехнулся брат Альфонсо. — Есть способ избежать такого риска. Мы можем указать народу, что зло кроется не в чародеях и ведьмах как таковых — а только в Королевском Ковене.

— Ну, и как ты собираешься это сделать? — скривился архиепископ.

— Всего лишь отлучив от Церкви их главу, — злобно осклабился брат Альфонсо. — Просто осудите Верховного Чародея и его жену, как еретиков.

* * *

— Род, ты действительно скачешь в эту деревушку, Мольтрейн, по делу?

— Вообще говоря, средству передвижения не полагается интересоваться такими вопросами, но для Фесса Род всегда делал исключение. Конь тоже — для Рода.

— Ну, официально я поехал за колбасой для ужина. По крайней мере, так я сказал Гвен.

— Она не спросила, почему сюда, а не в раннимедский трактир? Он ведь ближе.

— Не спросила. Она понимает, что мне нужно немного побыть одному, подальше ото всех.

— До Мольтрейн и обратно не больше часа, даже самым медленным ходом.

— Этого хватит. И честно сказать, я не найду оправданий, если задержусь дольше. Между нами, Фесс, мне кажется, что этот конфликт тревожит Гвен куда больше, чем все переделки, в которых нам пришлось побывать до того.

— Ты хочешь сказать — из-за ее религиозных убеждений?

— Да, кажется, так. Даже не думал, что они у нее есть.

— Несомненно, она умело скрывала их, Род, щадя твои чувства.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Род.

— Она знает о твоей неприязни к внешней стороне религии, Род, к ритуалам и таинствам, и потому скрывает свою тягу ко всему этому.

Род недоуменно уставился в гриву коня.

— Род?

— Я тут, Фесс. Нет у меня никакой неприязни к церковной службе — религия мне просто не нравится!

— Ты был воспитан, как католик, Род. Если вера входит в человека еще в детстве, она никогда не покидает его.

— Угу, раннее промывание мозгов, — передернул плечами Род. — Да, должен признаться, что когда речь идет о загробной жизни, я предпочитаю не рисковать.

— Больше, Род, больше — под твоей показной маской агностика кроется глубоко верующий человек.

— Ты что? Я толком даже не знаю, кто такой был Христос!

— Что не колеблет твою веру в Него.

— Знаешь, я ведь могу и обидеться, — насупился Род.

— Верно, но ты знаешь, что у меня не было таких намерений — такое выходит за рамки моей программы. А вот твоя программа — дело рук Церкви.

— Вот почему я всю жизнь терпеть ее не мог?

— Возможно, но это только подтверждает мои слова. Ты можешь отвергать религию, Род, ты можешь относиться к ней с неприязнью — но ты никогда не был к этому безразличен.

К счастью, в этот момент они услыхали неподалеку мерный звон колоколов.

— Звонят в Мольтрейне, — приостановился Род. — Что случилось? Пожар? Наводнение?

Фесс вскинул голову.

— Мои сенсоры не регистрируют никаких побочных продуктов сгорания, Род. Это не пожар. А дождей не было уже две недели.

— Значит, это враги. Поскакали, Фесс! Им может понадобиться наша помощь!

Но открывшийся им вид площади в Мольтрейне оказался довольно мирным. Крестьяне столпились у ступеней церкви, несколько запоздавших спешили присоединиться. Поравнявшись с домами, Род натянул поводья, нахмурился.

— И все? Что это за монах, который поднял тревогу?

— Он что-то читает, Род. Должно быть, послание особой важности.

— Что-то мне не нравятся в последнее время эти церковные послания.

Род повернул камень в кольце и направил его на священника. В камне был спрятан узконаправленный микрофон, а оправа скрывала усилитель и миниатюрный передатчик, посылавший сигнал в наушник, вживленный у Рода за ухом.

— Можешь сделать погромче, Фесс. Я хочу, чтобы и ты послушал.

— …изменник Святой Матери Церкви, язычник и безбожник, занимается своим нечестивым ремеслом вопреки воле Господней и велениям Греймарийской Церкви. А посему мы объявляем еретика Рода Гэллоугласа, именующего себя Лордом Верховным Чародеем, и его жену Гвендолен изгнанными из лона Греймарийской Церкви, отлученными ото всех церковных служб и святых таинств, и не пребывающими более под защитой Церкви от дьявольских ухищрений. Ваш во Христе, Джон Уиддекомб, архиепископ Греймарийский.

Дочитав, священник дрожащими руками свернул послание. Крестьяне взволнованно загалдели.

— Мне придется сказать об этом Гвен, а? — только и сумел выдавить Род.

— Придется, Род. И именно тебе. Надеюсь, ты успеешь прежде, чем эту новость сообщит кто-то другой.

— Угу, — Род мрачно покосился на толпу. — Ужасно не хочется подводить ее в такую минуту, но кажется, за колбасой я уже не успею.

* * *

— Проклята! Обречена на вечные муки! В аду!

— Да нет же, милая, — взмолился Род, опустившись на колени рядом с женой. — Это просто слова, не больше.

— Слова архиепископа! Нет! Не прикасайся ко мне! — Гвен отвернулась, спрятав лицо в ладонях. — Отлучена! Лишена причастия! Милости Господней! О, сколько горестей приносил мне ты, Род Гэллоуглас, но такого!..

— Это не я принес, это…

— Но отлучили-то тебя! И меня вместе с тобой, потому что я — твоя жена! Каюсь, и я тоже согрешила против Церкви, помогая Их Величествам против архиепископа! О! Я грешница, мерзкая грешница!

— Да ты героиня! — взорвался Род. — Сколько раз ты была единственной защитницей несчастных бедняков, спасала их от хищных себялюбцев, не давала втоптать их в грязь!

— Если духовники так покарали меня, значит, я грешна!

— Но ты же не выступала против Церкви — ты просто шла вслед за мной!